— как же я был слаб в те дни [утро]

че хаюн кутает хёнвона в одеяло, сжимая в зубах косяк, и небрежно ворошит маленькой рукой его сухие волосы. смотрит сквозь, отрешённо обещая, что утром обязательно подстрижет его — сейчас она слишком занята. мальчишка отворачивается к стене и с головой ныряет под тонкое одеяло, пропахшее старостью и чужими выделениями, когда та закрывает за собой дверь. хёнвон бы всё отдал, лишь бы не слышать звуки, доносящиеся из соседней комнаты. жмурится до цветных разводов, утопая в них с головой, будто это единственный ключ к сохранению здравого рассудка. эскапизм является отличным аналогом игры в прятки — босыми ногами по льду, сконцентрировавшись лишь на жалком островке, что маячит прямо перед глазами и кажется единственной надеждой на спасение; недосягаемое, но слишком яркое, поэтому реальность всегда ощущается как нечто неправильное и серое, будто тебя засунули в старый механический телеприёмник.
[indent] ( просыпайся, хёнвон, пора вновь собирать вещи )

к великому, блять, сожалению, они никогда не знали, что их ждёт завтра: всё детство че поселилось в одной старой спортивной сумке, которую мать закидывала на плечо, когда им вновь приходилось менять место жительства. за пределы инчхона они практически ни разу в жизни не выезжали, будто других вариантов вообще быть не могло. хёнвон так до конца и не смог понять причину, по которой матушка так вцепилась в этот город, всячески отрицая возможность поискать счастье в чужих краях, но что-то подсказывало ему, что она попросту не хотела терять хоть какую-то видимость стабильности, которой им так не хватало.

парень о своём отце знает только одно — тот был беспардонной козлиной, поэтому мать вычеркнула из памяти даже имя, лишь единожды упомянув о том, что тот приехал из другого города и достаточно шустро удрал, когда узнал о последствиях игнорирования контрацептивов. у хёнвона челюсть от злости сводит, когда он смотрит на себя в зеркало и понимает, что в нём тоже есть что-то такое, — поганое, — от родного отца доставшееся. глаза кровью наливаются, когда парень осознаёт, что именно из-за этого козла им приходится скитаться. до десяти лет он не знал о таком понятии, как «дом». слышал, но на собственной шкуре ощутить никак не удавалось. нередко они оставались жить в мотелях — до тех пор, пока мать не найдёт себе очередного хахаля, который с радостью всадит в неё свой член и предложит остаться. с мужчинами им иногда даже везло: встречались действительно хорошие люди, которые, пусть и без особого энтузиазма, принимали че и даже покупали ему новую одежду, дабы тот не щеголял в рваных вещах не по размеру. конечно же, чаще всего попадались те, кому, дай бог, плевать на отпрыска, лишь бы были обед на столе и баба под боком, которая готова на всё.

— dear god [xtc]
dear god, sorry to disturb you but
i feel that i should be heard loud and clear
we all need a big reduction in amount of tears
мать берёт сына за руку и тихо просит открыть свой потрёпанный рюкзак; хёнвону лет шесть, он ничего не может понять, но послушно снимает с себя вещицу. хаюн жмурит глаза, когда старая молния громко трещит, и присаживается рядом с ним на колени, делая вид, будто что-то ищет, попутно скидывая упаковку с салфетками внутрь. у мальчишки лицо от удивления вытягивается, он от неожиданности немеет и смотрит прямо в её взволнованные глаза. переводит взгляд на губы и отчётливо видит, как те дрожат и безмолвно просят молчать. че лишь кивает и доверяется.

дрожащей рукой хаюн касается его щеки, в самое сердце загоняя ржавыми гвоздями чувство вины: хёнвону девять лет и он всё так же доверчиво смотрит прямо в глаза, упав перед ней на колени, боясь даже дышать: мать оттолкнула его всем телом, когда их ослепили светом фар. только вот их больше нет — остался лишь жалкий мальчишка, навзрыд ревущий у обочины.

fuck shit, i got that pain
— DAMAGE  IS  CRITICAL   [ K A M I Y A D A ]
in my chest, i can feel it inside
хёнвон коряво вычерчивает линии на большом полотне и проговаривает у себя в голове, будто мантру: «всё будет хорошо, ты справишься, хороший мальчик». он не художник, но это помогает ему выбросить из головы всю дурь, перенести её на чистый лист: краски, уголь, карандаши — грязь, которая сползает с него и очерняет доселе белый холст. теперь и он, подобно только что распакованному холсту, чист и бел. женщина, что прозвала себя его новой матерью, говорит, что у него очень скверное нутро — она это чувствует.

«я желаю себе смерти. если бы вы могли побывать в моей голове, вы бы тоже не смогли избавиться от этой мысли», — хёнвон аккуратным почерком записывает это на розовой бумаге для заметок, а затем вклеивает в большой альбом: там хранятся самые важные и сжирающие мысли, которые невозможно держать в себе.

про таких говорят, что они накрутили-навертели-наврали: жизнь шикарна, так что жри, что дают и не строй из себя невесть кого, пёс. никого здесь не волнует полёт твоей гнилой мысли. он обнуляется и ставит режим энергосбережения. давит кривую улыбку, которая уродует его лицо, и выходит из своей комнаты; держит курс на университетский корпус и по пути сталкивается с такими же лживыми ухмылками.
[indent] «о чём ты мечтаешь, хёнвон?» — о стабильности.

ни разу после смерти матери хёнвон не подумал бы о том, что вернуться в прошлое — крутая идея. даже в те дни, когда обитатели детского дома оставляли на его теле огромные гематомы босыми ногами, в голове крутилась лишь одна мысль: «ты только перетерпи, дальше будет проще» — искажённый голос, лишь отдалённо похожий на че хаюн, поддерживал его, не оставляя ни на минуту. сухие руки родной матери заменили новые, — с идеальным маникюром, — принадлежащие женщине, чей колкий язык не раз заставлял мальчишку глотать горячие слёзы. все члены его новой семьи были до нервного тика прилежными и поначалу хёнвон чувствовал себя дворнягой, нагло забежавшей на чужой праздник жизни. правилам, которые кажутся слишком простыми и ясными, его приходилось учить с самого начала, ведь на улице его научили лишь одному — выживай любой ценой.
[indent] — дыши, блять. просто дыши и не закрывай глаза.

«разбитое сердце можно с лёгкостью залечить алкоголем». лучший друг скалит зубы в улыбке и зазывает за собой — лишь ему одному известно о том, что происходило между хёнвоном и его старшим братом, и лишь одному богу известно, насколько сильно парень кусал щёки изнутри, чтобы не разреветься в тот момент, когда он увидел пустой шкаф тэхёна. сесть в машину лучшего друга — импульсивное решение, принятое на пьяную голову, которое погубило всех.

отмотать время назад хочется лишь ради одного: чтобы погибнуть в той аварии, которая разрушила всю его жизнь четыре года назад. он жалеет о том, что продолжал карабкаться, чтобы выжить, ведь где-то там была та самая стабильность, о которой мечтал маленький хёнвон. закрывать глаза по ночам до ужаса страшно: пронзительный скрежет стали и звёзды перед глазами из раза в раз выталкивают его из кокона, заставляя вздрогнуть от ужаса. хёнвон до сих пор чувствует запах медикаментов, которыми пропитался за четыре года насквозь; ему хочется сорвать с себя кожу, чтобы избавиться от этой вони.
[indent] — он больше не сможет ходить.

зимним вечером парень пытается убить себя (смехотворно); создаётся ощущение, будто это какая-то традиция — раз в полгода у него стабильно сносит крышу и он запирается. всё его тело покрыто шрамами от неумелых порезов, которые хёнвон оставлял трясущимися руками. грёбаная демо-версия собственной гибели, которую страшно довести до ума.

we're here on our own, starting over
— L O S S   D E L U X E   [ H E A L T H ]
now there's only embers

ким хёнвон — сдержанная улыбка старшего брата, следы материнских ногтей на худых запястьях и суровый взгляд отца. че хёнвон — потерянность, щенячья вера и кровь на руках. щенок — в четырёх стенах, пока никто не видит.
[indent] такие, как хёнвон, не умирают — они гниют; долго, упорно и очень мучительно.

первые шаги после реабилитации стали слишком мучительным испытанием: страх боли был настолько силён, что ему приходилось минутами стоять на одном месте и уговаривать себя, слепо глядя в одну точку и сжимая руку матери настолько сильно, что её тихое шипение разносилось по всему кабинету, глухо отдаваясь где-то в висках. «терпи, хёнвон. будет легче» — всё ещё искаженно, неправдоподобно.

---

у хёнвона движения дёрганные, хотя на лице маска спокойствия ; нервы поистрепались, но он пытается держать себя в руках — агрессия выплёскивается истеричными приступами, неподвластными своему хозяину ; он, словно загнанная собака, не знает на что огрызаться — не может найти корень проблемы, а потому и достаётся всем ; крики, перемешанные со слезами и избытком слюны во рту, а затем нервная рвота ; хвататься за каждого встречного, чтобы в итоге сталкиваться с собственным недоверием и утопать в необоснованной ревности к каждому ; промискуитет и дурные компании, как попытки вновь обрести связь с этим миром ; мечта стать знаменитым футболистом разбилась вдребезги в ту ночь, когда он сел в машину лучшего друга ; мучительные годы реабилитации, ненавистная хромота ; вечная борьба со страхами ; слишком медлительный — считает себя обузой ; неродной сын, ставший полноценным членом семьи ; маниакальное желание быть нужным ; постоянно на связи ; недавно приобретённая булимия ; десятки неудачных попыток найти себя в совершенно новом для него мире ; факультет, выбранный просто из-за того, что надо было поступать ; фамилия, изменённая в память о матери, которая до последнего боролась за жизнь своего сына.

— связь с вами: лс —